Стар и давен город Харлем, словом скромен, делом строг,
Верен в малом, верен в главном: Харлем - славный городок!
почти Марина Цветаева► Город Харлем - это уже не местечко: в нём целых 7.000 жителей! История его давняя - и, как это в народе водится, полна событий героических и невероятных.
• Первое упоминание о городе Харлеме относится к 651 году, временам Столетней войны - говорится, что один из владетельных вельмож останавливался близ Харлема, чтобы дать своей армии отдых - и пополнить запасы продовольствия. Щедрые горожане тогда не поскупились - открыли кладовые (ну кто бы не открыл, если у тебя над загривком меч держат?), снабдили бравых воинов снедью, и чуть ли не поэтому война закончилась так, как закончилась. В городе мало кто помнит, кто тогда победил.
• Город - недалеко от восточного побережья Нордэра, в многих днях пути от столицы королевства. Зато чтобы увидать прибой, далеко ходить не надо - Харлем стоит не на самом побережье, на самом побережье стоит крепость-пристань, к стенам которой клеится рыбацкий посёлок. Посёлок, кстати, называется Тарлем - из-за чего нередко возникает путаница.
• Но от моря до города прорыт канал - большие суда не пройдут, но вот баржи - вполне. Поэтому у Харлема есть не только крепостные стены, но и речная пристань.Красный замок
Вид со стороны города: башня над воротами
Вид со стороны внутреннего дворика
► Красный замок, вокруг которого разросся когда-то Харлем, как и земли окрест принадлежал и принадлежит роду тер Вольде - сейчас этим всем владеет Людвиг тер Вольде, племянник предыдущего лорда, Йогана тер Вольде.
• Он был так назван, во-первых, из-за цвета кирпичей. А во-вторых, когда вечером зажигают факелы, и пламя пляшет на кладке, кажется, что стены замка окрашены кровью. Ходит миллион жутких историй, ничего общего не имеющие с правдой.
• Замок находится в центре города, обнесён своими собственными крепостными стенами - имеет форму квадрата, с башней на каждом углу + дополнительная башня над воротами. Башни пятиэтажные, галереи между ними - двухэтажные. В центре - донжон с палатами лорда.
• Во внутреннем дворе - хозяйственный постройки и плац. За замком, всё ещё за стенами - сад с прудом, где водятся лебеди.Дома и улицы
Улица Сдобная
Черепичный квартал
Кабак "Бычья голова"
Мартин переулок► Перед Красным замком - самая большая площадь, нехитро названная Торговой. Здесь проходит ежемесячная ярмарка и гуляния по праздникам. От площади улица расходятся веером - в своём начале широкие, чем ближе к воротам, тем уже и темнее.
• Недалеко от замка - Черепичный квартал, где живёт местная знать - а именно, самые богатые и влиятельные горожане. Прямо от замковых ворот идёт главная улица, прозванная Сдобной - здесь скучковались все пекарни. Ведь славен Харлем своими кренделями!
• Выстроено несколько храмов - не то, чтобы богатых убранством и поражающих воображение, но для Харлема сгодятся.
• Город не выделяется среди многих прочих: такие же сливные канавы по обочинам улиц и трущобы около городских стен, но одно есть - торговля. Харлем - город торговый, в нём много харчевен и таверен, несколько приличных постоялых дворов, купеческое предместье. Особенно сильна здесь купеческая гильдия, которую возглавляет Уильям Клэнси. Кроме того, есть цеха ремесленников, совет самых богатых горожан - и советный дом для них.
Торговый город Харлем
Сообщений 1 страница 4 из 4
Поделиться120-05-2015 07:48:34
- Бог Всея Райолинна
- Зарегистрирован: 10-01-2015
- Приглашений: 0
- Сообщений: 261
- Уважение: +38
- Позитив: +7
- Провел на форуме:
2 дня 1 час - Последний визит:
06-01-2016 00:41:26
Поделиться221-05-2015 00:13:04
Начало игры
Долги вечера поздней осени - багряная круговерть отлетела, обнажила хмурые остовы деревьев, и любимый замковый сад стал казаться сборищем старых ведьм. Ивы, лишённые шелестящих сорочек, склонились над прудом, словно древние карлицы над зерцалом - погадать, выйдет ли внучке на роду счастье повстречать али не выйдет? Клумбы - островки чернозёма - смотрелись язвами пожарищ. Присыпанные песком дорожки серели среди свалявшейся бурой травы, уже отошедшей.
Ветер выл голодным зверем в каминных трубах и кротовьих норах тайных ходов - словно поры в свежем хлебе, они изрыли стены Красного замка вдоль и поперёк. Зима, слепая серая волчица, ещё не вошла в свою силу, лишь подбиралась, присматривалась жёлтым невидящим глазом и ходила кругами, словно выжидая. Ещё придёт её время, округлятся впалые бока и окрепнет хриплый голос - и заметут бураны, и ляжет снег, и морозы разукрасят окна причудливой вязью. А пока, худая и слабая, она могла лишь клацать зубами - заморозки по ночам, ледяные дожди и пронизывающие порывы были первыми её вестниками.
Бесси не любила такой поры. Она старалась сесть ближе к огню - верному защитнику от всех напастей и страхов древней ночи, не ходила одна коридорами и следить велела внимательно, чтобы камины жарко горели - и дров не пристало жалеть: в холодном доме жди беды. Из зимних сундуков уже достали меховые накидки, а жилые комнаты устлали мохнатые шкуры - некоторые из них ещё скалились мёртвыми зубами и стращали мёртвыми когтями. По углам комнат тлели в жаровнях багровые угли - выгоняли сумрак и сырость из их излюбленных гнёзд. Факелы трепетали на стенах, пуская теней в зловещую пляску - но этих теней молодая хозяйка не боялась: они были своими.
Урожай был давно собран и затворён в амбары, волчьи праздники ещё не настали, а от дождей развезло дороги - и горожане обратились к своим проблемам, вспомнили старые тяжбы и осенние ссоры. В хорошую погоду поминать прошлогодние обиды недосуг, но когда тяжёлое небо положило своё брюхо на крышу - самое время достать их из ларцов, рассмотреть хорошенько и наспориться всласть. Люди шли за судом к мировым судьям - к купцам, купцы - к своему сюзерену, но сперва - к его молодой жёнушке. Кто ещё умеет ловче объяснить дело лорду тер Вольде?
От сырой и студёной погоды, морозного утра и влажного дня на поверхность всплывали не только старые обиды, но и старые болезни. За работой и заботой всегда недосуг, а тёмными вечерами - самое время. Женщины гнали тьму прочь, собираясь за прялками и распевая песни. Мужчины сходились в харчевнях за кружкой браги. А там начинались новые толки и новые ссоры...
Одним словом, Бесси не любила это пограничное, тусклое время - или лисица с рыжим хвостом, или волчица с серым боком. Пусть будет снежная завея, пусть будет яблочный перезвон - только не эта чахоточная глухая полутьма.
Этот вечер молодая женщина коротает за пяльцами. Холст, натянутый на раму, расцветает под её пальцами - молодая госпожа вышивает осень: золото листвы, синюю гладь пруда, белые шеи лебедей. Всё это было едва ли месяц назад, но отлетело и в землю ушло - словно утренний сон развеялось. Стежок за стежком, стежок за стежком.
Тихо потрескивают дрова в камине - от них ещё едва веет смолистым духом. Ветер глухо стучится в ставни огромным мохнатым кулаком - но надёжно заперты засовы. Женщина тихонько напевает старинную песню - её мягкий голос выводит мотив: а как на двух берегах реки быстрой да два дома стояло высоких, да с широкими воротами, да с соломенными крышами... До полуночи ещё далеко.
И тут тихую картину что-то нарушает. Бесси резко выпрямляется, вскидывает от работы голову, настороженно прислушивается, вглядывается в дверной проём - дверь не затворена. Поводит носом, принюхивается. И вдруг подхватывается с резного кресла, в котором сидела, выбегает в узкий коридор, сворачивает в арку - и застывает. По главному коридору, ещё десять стежков назад тихому, туда-сюда на дрожащих крыльях носится суматоха.
Каменный проход полон слугами: они переговариваются, суетятся и несут воду в вёдрах. Отчётливый дух гари. Пожар? Где пожар?
- Госпожа! - кидается к ней ключница. - Западное крыло дымит! Но вы знаете, господин туда не велит... Что делать?
В западное крыло господин и вправду не велит - там у господина лаборатория, нельзя мешать господину заниматься наукой. Мешать-то и нельзя, а вот помочь - надобно. Но как бы не навредить?
- Пойдём, - Бесси кивает женщине. - Поглядим. Может, и нет никакого пожара, просто дымоход не чистили давно - вот и дымит...
Молодая хозяйка делает всё, чтобы успокоить дворню - ещё не хватало, подняли тут гомон как на базарной площади! Они проходят по коридору с сотню шагов - и останавливаются. Рвётся струна на лютне - и мозолистая ладонь тишины накрывает все звуки...
Поделиться327-05-2015 00:33:23
Многолетние труды почти подошли к концу. Ждать и работать пришлось очень долго, как и откладывать исследования, когда они окончательно заходили в тупик. Тагавар то углублялся в алхимические премудрости, то отдавал должное тайнам некромантии. Его намерение добиться полного контроля над мёртвой материей при наименьших затратах энергии едва не приводило к полному провалу уже несколько раз.
Первый раз учёному просто повезло: небольшой взрыв в лаборатории, бурые ошмётки на полу, но ничего фатального. Второй раз исковерканная формула и вовсе спасла Птицелову жизнь, разметав его противника, вампира из рода де Уэйрдов, на клочки. При третьей и четвёртой попытке у дома Тагавара едва не улетала крыша: ставки были всё выше. Он пробовал влить то больше энергии, то меньше энергии, каждый раз экспериментируя со сложностью оживления. Птицелова не интересовали глупые зомби, едва шевелящие неподвязанной челюстью. Его творения должно были быть более высокого порядка. Как настоящий учёный, Тагавар изучил все труды по некромантии, которые только смог раздобыть. С какими-то авторами он согласился, каких-то посчитал идиотами.
Сейчас книги громоздились у восточной стены лаборатории: время теории закончилось, все формулы – собственно, вся суть эксперимента уже была уже у вампира в голове. В этот раз он собирался создавать «очаги» - центры распределения энергии, питающей «материал». Обычно «очагов» было два – голова и область сердца. Энергия некроманта обычно расходовалась буквально на каждый шаг оживлённого создания, а ещё на поддержание приличного внешнего вида, на подчинение хозяину и прочее. Чтобы кадавр не отбирал у создателя слишком много силы, Тагавар разработал составы-проводники, которые бы играли роль крови в мёртвом теле и помогали проводить энергию, как кровь переносит, скажем, лимфоциты.
В теории всё выглядело просто блестяще. Формулу Тагавар испробовал на мелких зверьках – и всё сработало отлично. Напичканная эликсирами тушка бурундучка, потом – кошки двигалась больше положенного и затраты были ничтожно малы. Однако человек и мелкий зверёк по масштабам несовместимы. Тогда в дело пошёл образец №1.
Птицелов, который по определённым соображениям не рассказывал Элизабет про хомячков, бурундуков и кошечек в своей лаборатории (чтобы не ранить её нежное сердце), конечно умолчал и о том, что предыдущая леди тер Вольде всё ещё находится в замке. То есть, её бездыханное тело, упакованное в герметичный контейнер, хранилось в подвале для пущей сохранности. На всякий случай. Например, для важного эксперимента, в котором Тагавару потребуется не просто какой-то случайный «образец», а эксклюзивный. Было в этом что-то жестокое с человеческой точки зрения. Даже издевательское. Но вампиру было не жаль почившую супругу: во-первых, она была чрезвычайно вредной при жизни. Во-вторых, время жизни её уже прошло, и в распоряжении некроманта оставалась не сама Изадора, а её тело. Тело могло быть чьим угодно. Изадорино – подходило для эксперимента.
Сначала шло всё как по маслу. Изадору извлекли из ящика, в котором она успешно пролежала больше двух лет, сохранив при этом почти цветущий вид. Закачали в вены раствор, наметили места «очагов» - их было пять: голова, сердце, область солнечного сплетения и руки. Энергия потекла из тела некроманта в тело его подопытной. От головы к сердцу, потом к животу, а потом почему-то остановилась. В районе солнечного сплетения будто образовался клубок – и некромант, что ни делал, никак не мог заполнить два оставшихся «очага». Он вливал энергию до тех пор, пока не посчитал, что дальше предпринимать что-либо просто опасно.
Казалось, всё было под контролем, но тут эликсир-проводник внезапно сработал как катализатор и… Сначала тело Изадоры осветилось изнутри, как будто у неё в животе зажглась целая связка свечей. Потом кадавр затрясся, сделал несколько неуверенных шагов на трясущихся ногах… и разлетелся на куски так же, как это было с телом де Уэйрда. Однако в тот раз не было столько грохота, не было столько дыма и не было огня, обжигающей ладонью погладившего Тагавара по лицу.
Боль была невыносимой, лабораторию застлали клубы дыма, но, к счастью, ничего не горело. Вампир ударился плечом в двери, выскакивая наружу и почти наткнулся на рослого слугу с ведром. Тагавар закрыл лицо ладонью, чтобы челядь не видела обожжённую щёку. Судя по ощущениям, половину физиономии вообще следовало прятать за волосами, воротниками и платками. Да и не только от слуг – от Бесси тоже, чтобы не доставлять ей лишнего беспокойства.
Наступившая тишина оглушила его. Ну конечно, супруга уже была здесь. Она могла разглядеть силуэт мужа на фоне клубов чёрного дымы из распахнутых дверей лаборатории, покрытое копотью лицо и обожжённые руки.
- Уберите вёдра, - велел Тагавар. – И уходите, в лаборатории ничего нельзя трогать. Здесь нужно проветрить, откройте лучше все окна.
Вампир повернулся к жене, поманил к себе:
- Пойдёмте прогуляемся, моя дорогая. Полагаю, мне нужно объясниться.
Птицелов направился по коридору. Он не оборачивался, зная, что Элизабет последует за ним, прочь от любопытных взглядов слуг. Тагавар по-прежнему поворачивался к супруге только одной стороной лица, вторая надёжно пряталась в тени. Обожжённая рука цеплялась за край плаща, пальцы плохо гнулись от сильной боли. Вампир знал, что нужно подкрепиться как следует - и боль пройдёт, следы затянутся. Но рядом не было подходящего донора. Нельзя расходовать на такой пустяк драгоценную кровь Бесси.
Они дошли до ближайшей гостиной. Закрывая двери изнутри, Тагавар негромко произнёс:
- Последняя моя работа не увенчалась успехом. Простите меня, моя бесценная Плюшечка, я огорчил и напугал вас. Даже не скрывайте этого, я чувствую, как тревожно бьётся ваше сердце. Вам не стоит опасаться за меня, однако в ближайшее время мне будет необходимо отыскать...гм...лекарство. И боюсь, пока я его не отыщу, мне не следует злоупотреблять вашим обществом. Я могу быть слишком голоден, - пояснил он. - И опасен для вас.
Тагавар, будучи старым вампиром, мог хорошо контролировать свою жажду. Однако заранее приготовленные запасы крови подходили к концу, а выбраться за новыми можно было только в Харлем. Нельзя было причинить вред Бэсси.
Поделиться427-05-2015 02:05:50
Тишина распласталась над каменными сводами, воспарила под потолок на могучих своих совиных крыльях, хищно вонзила изогнутые когти в горла людей - она была здесь полновластной хозяйкой и царствовала до той самой минуты, когда лорду было угодно изгнать её. Том - тот самый рослый слуга - поспешно делает три широких шага назад: во-первых, он подошёл слишком близко к своему хозяину (а хозяйка этого не велит: держитесь к нему почтительно, учила она, не разглядывайте и не стойте ближе трёх шагов), а во-вторых, его огорошил тот спокойный, буднично-привычный тон, каким хозяин велел челяди. Будто ничего и не случилось вовсе, будто этот глупый переполох - нелепая детская забава, навроде той, когда чадо вытащит уголёк из камина и рисует всякие загогулины на свежей стенной штукатурке. Том поспешно заводит руку с ведром за спину и кланяется - молча кланяется, как госпожа учила. У него в горле как застряли сбивчивые, заикающиеся извинения, так и не вылетели из губ. К добру.
Ни шороха, ни шевеления - вся дворня отводит глаза: ни к чему разглядывать то, что запрещено. И спрашивать о том, что не сказано. Этому тоже молодая госпожа надоумила. А то быть беде великой: господин прогневается. Нельзя гневить господина!
Инга, белокурая крепкая женщина лет тридцати (уже старуха по мере села - позднее яблоко на продрогшей ветке), не пускает никого в вечно закрытые двери. Она сама быстро и споро отмыкает оконные задвижки, раскрывает тяжкие створки - и впускает в залу сырой ветер. Его студёное дыхание гонит дым с пола, с углов, из-под потолка: ветер рад, что нашлась ему работа. А Инга, не оглянувшись кругом, выходит - и за собой дверь прикрывает плотно.
- Кончено! А ну за работу! - нетерпеливо машет рукой она. - Али дел мало? Шибче, шибче, чего стали? От я вас!
И толпа расходится, словно ничего не бывало - конечно, девушки после будут перешёптываться опасливо. Но не о том, что искрами взлетело. А о молодой хозяйке, которая ушла без слова - ушла вослед за хозяином.
Глаза Бесси от тревоги пытливы - не от любопытства. Сердце замерло в груди, как только она увидала клубы дыма - чёрные, как сама ночь, и оттого такие же страшные, как беззвёздная, безлунная тьма. Заледенело, покрылось игольчатой коркой страха - вдох замер на губах, так и не свершившись. Мысли упорхнули стаей испуганных пичуг. В тишине, в этой страшной тишине, она лишь слышала, как бешено бьётся жилка на виске - ах, это сердце уже отмерло, пустилось в галоп. Он заговорил. Он спокоен. Значит, всё хорошо.
Женщина улыбается бледной улыбкой в ответ на взгляд - пусть Красный замок взлетит до небес, потом рухнет на землю и обратится в пыль. Пусть зимние штормы смоют торговый город Харлем, и не останется ни у кого, кроме птиц, памяти о запахе выпечки. Пусть саранча уничтожит полевые севы - и матери будут душить в кроватках своих младенцев, даруя им смерть более милосердную. Пусть. Она не моргнёт и глазом - и не будет сердце скорбеть о погибших. Только одно ей надобно: чтобы с любимым мужем всё было благополучно.
Сейчас Бесси похожа на призрак: её белое платье в полусумраке осеннего вечера кажется зыбким, её бледное лицо и широко открытые глаза кажутся прозрачными, а переплетённые на груди пальцы - молящими. Тагавар закрывает дверь - и молодая женщина видит обожжённые кисти. Рельефно, немилосердно чётко видны ей эти раны - и прорвавшаяся, багровая кожа, и вязкие капли сукровицы, и другие, вкуса солёного железа, живые капли. Она не видит глазами, но сердцем, отчего мужчина прячет в тенях милое ей лицо - то самое лицо, которое так любят её пальцы и губы. "Больно. Как же ему больно!" - это первая мысль, и она полна сострадания, от которого болезненно сжимается сердце - молодая женщина словно сама чувствует, как заживо тлеет её кожа.
- Я... - начинает она фразу "я сделаю всё, как ты скажешь". "Ты" или "вы"? Почему он сказал ей "вы"?
Но Бесси не может составить из слов ничего - ни согласия, ни вопроса. Она даже не может сделать это в мыслях - бессловесно, безмолвно. Тревога, страх, боль - за того, кто есть вся её жизнь, переполняют дрожащее сердце. Оно даже не колотится уже, а дрожит в ледяном ознобе. И кажется, что не кожа тлеет - а суставы проворачиваются, как подъёмное колесо ворот, что плоть разминают - как зерно жерновами. Или не кажется? Зала - шкуры на полу, гобелены на стенах, кованые сундуки, камин и кресла тяжёлого дуба - плывёт, смазывается, как недосмотренный сон. Пол налетает внезапно и стремительно, как брошенный из пращи камень, бьёт наотмашь - но она не чувствует. С её телом происходит что-то такое, чему она не знает ни имени, ни места. Долго, бесконечно долго... Бесси уверена: это - конец. И смутное сожаление от того, что придётся расстаться с любимым мужем, - единственное, что молодая женщина чувствует.
Кошка напугана. Она неуверенно встаёт на четыре лапы. Хвост - трубой. Шерсть щетинится. Усы прижаты к морде. Уши - торчком.
Каждый волосок на шкуре ощутим так чётко, словно он - иголочка, а не волосок. Краски потускнели вполовину. Цвета различить сложно. Из всего, что в зале есть, видно отчётливо лишь мужчину. Потрескивание дров долетает слева. Кошка поводит носом. И вдруг срывается с места - с оглушительным мявом каким-то непостижимым образом усатая забывается за сундук. Он как раз стоит в углу и не очень плотно придвинут к стенке. Кошка втискивается в щель, отползает как можно дальше.
Бесси в ужасе. Бесси не понимает, что произошло. Только что ей было больно - и вдруг вместо двух ног и двух рук у неё четыре лапы. Она стоит невысоко над полом. Она не может ничего сказать. Она иначе видит, иначе слышит и иначе ощущает. Боль ушла, но недавний испуг остался - будучи семечком, он вытянулся до небес и закрыл их огромными листьями. Всё по-другому. Маленькое, непривычно маленькое тело. Слишком много осязания - усы-локаторы, волоски на подушечках лап, да ещё этот хвост!
Странно, ещё более странно другое - в кошачьей голове разбуженным роем гудят мысли. Сбивчивые, перепуганные, суетливые, но человеческие. И ярче всех из них одна: "Это навсегда?"
Кошкино сердечко - маленькое, куда меньше, чем было, бьётся быстро-быстро. Они прижала морду к полу и настороженно смотрит ореховыми глазами - в засундучной полутьме они горят, как две маленьких головешки. Кошка чувствует холодные камни пола и стены, шершавую деревянную стенку и кованый угол. По полу тянет - недалеко окно. Тагавара она не видит - но слышит. Каждое движение. Кошке страшно. Очень страшно. Никогда ещё не было так страшно!
Отредактировано Элизабет (27-05-2015 02:35:20)