Начало игры.
Какой-то поздний осенний день, ближе к вечеру.

Бывали такие контракты, которые, будучи не слишком сложными на вид, таили в себе муторную подготовку. Иногда убийство предваряло столь долгое ожидание, что его едва покрывала плата. Малэди давно бы разорилась, будь её образ жизни мотским, а ум – достаточно скудным, чтобы его вести. Что же до удачи, то на удачу следует уповать дуракам и слабовольной швали, ибо прозорливый и умный увидит свой шанс в малости, а кому не дано – упустит проплывающее по воде бревно, моля богов о спасении.
Сегодня плотом спасения убийцы стала сиротка, которую та нашла инеистым утром на берегу заводи недалеко от деревни. Лэд всего-то, порадовшись хмурой погоде, не бьющей солнцем по глазам, выбралась с сумками, чтобы почистить и смазать мастикой кожаную броню вдали от ненужного чутким длинным ушам шума и опасно тонких для дел убийцы стен. Аммуниция, надетая поверх тонкого шерстяного исподнего под шерстяной же тонкий плащ, заменяла ей груду утеплённой одежды. Морозостойкость Саламандры позволяла путешествовать налегке и работать на полную даже в самую непогоду, разнося смерти трусливо забившихся хозяев по домам, однако сталь и кожа в холод требовали куда большего тщания и поддержания, чтобы их не приходилось менять расточительно часто.
Так вот, сиротка. Голодная, холодная, изъеденная очень плохо выглядящей гнилью под линией волос и в стёртых обвязками ногах, девчоночка просила милостыню на главной улице ещё вчера. Её сорванный некогда звонкий голосок дрожал отчаянием, неподдельным, но того, что изредка кидали проезжие прижимистые господа, не хватило бы даже на миску наваристого бульона. Не для такой нищенки, нет. Никто не пустит на свой порог больную тварь. Пару раз в Чёрной Саламандре, ожидавшей прибытия своей цели, купца, который возвращался из последнего путешествия с товарами в родной Эйдлонбог, проскальзывало едва заметное шевеление спящей внутри её сердца жалости. Эта девочка могла быть простушкой без малейшего знания грамотности, но ей правда не повезло. Не взяли посудомойкой, или взяли, но, разглядев какую-то проказу, выгнали. Очень не повезло. Как бывает, и часто.
Жалость убийцы, впрочем, закончилась там, где струны сознания запели ладный и стройный план. Если нищенка замёрзла под утро – а, скорее всего, это было именно так – и в этот глухой тёмный угол теперь, когда свиньи в хлевах, выходили редко и помои плескали всё рядом с домами, чтобы не тратить убывающее тепло… то тринадцатилетняя оборванка могла легко воскреснуть на день и тронуть своей чумной рукой перед смертью господина купца, прося милости в последний раз. Нанеся пахучую мастику на вещи, убийца оттащила тело подальше в промёрзшие заросли осоки, ополоснула перчатки, лоснящиеся от маслянистой смеси, и как ни в чём не бывало вернулась в таверну, чтобы подготовиться.

Купец прибыл уже под вечер, который в позднюю осень наступает скорее, чем успел ты поверить, что вот он – белый день. Сиротка, совсем без сил выползшая на своё обычное место и, кутаясь в лохмотья, тихо скулившая "подайте, батенька" да "я не ела четыре дня, матушка" (на самом деле, как потом вспомнила Лэд, стараясь изобразить голос по памяти фраз и интонаций, семь), начала заливаться оглушительным кашлем и всё более упрямыми стенаниями. Кашель был неподдельный – вонь болезни и подавленное отвращение били по острым чувствам тёмной эльфийки нещадно. Были пинки, на которые надо было отвечать не ударом, но сиплым визгом и плачем. Были монеты – и Мэл была не уверенна. Не в том, что сможет их, вместе с замотанными специально замусоленными повязками руками и всем, чем спасалась от вшей в одежде, отстирать. Это она делала сотни раз – она умела травить   паразитов и убивать любую болезнь ядовитой стиркой. Она была не уверенна, что просто захочет эти плёвые гроши взять. Кольцо с небольшим рычажком и ядовитым шипом внутри, которое она спрятала под повязки, стоило тысячекрат дороже, чем сироткин посмертный заработок. Она просто выжидала, чтобы расправиться с заказом и исчезнуть. Огрехами наспех собранной маскировки – отдалённо похожей на язвы плёнкой под тряпьём на голове, парой срезанных колтунов, прицепленных на это же тряпьё под низ и просто замотанными в те же тряпки ноги в сапогах – не светила, как не показывала вне тени вишнёво-карие благодаря мороку глаза. Её так же изменённая магией молочного цвета кожа была слишком белой и чистой, несмотря на пятна смеси клея и собственной крови. Но сиротку и так все местные знали, стыдливо отводя взгляд, а неместных сегодняшняя версия бесила не так сильно, чтобы напроситься на расправу. Впрочем, как и всегда. До момента, когда сворачивающие с закатом скудный рынок вдоль улицы люди не расступились, снимая шляпы и кидая приветственные фразы, перед повозками купца.

- Господин, милостивый господин! – с истеричным надрывом выстонала Чёрная Саламандра. Она заметила его своим острым зрением, для которого осенние сумерки были белее, чем для человека день, и уже нажала на рычажок. Оставались минута представления и дело техники – пара уколов под рукава и даже в лицо, если дотянется, чтобы уж наверняка.
- Почему вы ещё не выгнали её из деревни, идиоты?! Я же говорил, у ней гниль! – заорал кто-то из сопровождения.
- Да выгоняли, но как? – вторили ему из переулка.
- Выпинывали уж вчера! А она возвратилась, зараза!
С невыказанной за весь день силой и скоростью, пусть и спотыкаясь для приличия, убийца подлетела к сидящему на козлах второй укрытой циновками от мороси повозке купцу и стала хватать его за руки и ноги, упрямо выламывая коротковатые худые ручонки к румяному сытому лицу.
- Помогите, я умираю, умираю, милый господин!
- Касси? – в изумлении пытался вглядеться в явно чужое лицо мужчина. Но были сумерки, и тёмные губы эльфийки в плёнке клейкой дряни были почти неразличимы для человеческого глаза.
"Есть", – подумала в тот момент Лэд. Она немного перестаралась – заехала в бороду ногтём (кстати, тоже выпачканом в остатках фальшивых язв, ну, на всякий случай) и царапнула кольцом чуть ниже. В следующий миг она позволила себя, как и всякая порядочная и ослабшая нищенка, скинуть со ступеньки в грязь. Она была благодарна, что её пинали в спину и под зад локтями, коленями, ногами, древками копий и инструментов, и быстро, не переставая плакать, скулить и крутить "помогите, люди же" – отползала на четвереньках. По подворотням беззаборных домов центра поселения её гнали на ту самую окраину и, втиснув ворох гадости в дыру в частоколе, опустили люк и забили колышки с той стороны. Какое-то время "сиротка" полежала в грязи. Затем встала и сплюнула. Её тошнило, и теперь всё накопившееся за слишком долгий спектакль омерзение можно было преспокойно выблевать. Но сперва она скинет тряпки и вымоет лицо и руки с запасливо взятым с собой засохшим обмылком.
Чуть спотыкаясь – побои всё-таки были настоящие – и гладя грязными пальцами сквозь повязки вновь гладкое кольцо с рычажком, Малэди шла к той самой заводи. Уже завидя занесённую листьями, немного разворошённую (видимо, она всё-таки неумело замела следы в спешке - так думала Саламандра, не принимая возможности случайных гостей у тухлого пруда в столь паскудный погодой день) тропу, убийца начала сдирать с себя обноски и сворачивать в валик свою часть тряпок, которые не собиралась просто бросать. Чёрные волосы, забранные в косу без шнурка и ленты, стали медленно рассыпаться по узким плечам в крепко сидящих на них, как влитые, чернёным кожаным наплечникам с наклёпанными внахлёст пластинами. На какой-то миг, уже спускаясь в мёрзлую осоку к своей благодетельнице Касси, чтобы вернуть её телу одежду и не давать лежать с непокрытым срамом к земле, а тощей задницей – к скрытому тучами небу, она, видимо, отвлеклась. За полмили, в овражке в сухом перелеске за замком, её ждал Никс с собранными вещами – госпожа Лорена, будущая ученица мага, съехала до полудня, чтобы успеть в следующий постоялый двор и встретиться со знакомым. А здесь, в полумиле от мёрзнущей под упёрной попоной лошади, выдумщица госпожи Лорены споткнулась и, явно вымотанная ударами в спину, упала с грязным тряпьём и лицом вниз, шипя "твою мать". Неудача в жизни убийцы – это тоже задница. Нагло голая, прямо на пути к тихому триумфальному выходу со сцены.

Отредактировано Малэди (20-08-2015 19:42:29)

Это всё было странно, зрение – наверное, от ранней усталости и напряжения, в котором эльфийка провела день, играло с ней странную игру. Она запнулась о корягу, которую должна была заметить хоть мельком в нормальном самочувствии, упала в яму, которая тут же напиталась стоячей водой. Она была близка к настоящей, мёртвой Касси, но очень удачно застряла в высоких зарослях теперь. Тихо, стараясь не хлюпать вязкой чёрной грязью болотистого бережка, она приподнялась на локтях. Перед глазами мерцали привычные синие и жёлтые пятна, но слух её не подводил: она слышала шорох ломающихся стеблей, и его произвело не её тело. Что-то нагибало осоку, создавая навес и тень, и беседовало само с собой.
"За мной следили от изгороди?" – подумала Лэд, обтирая руку сначала о тряпьё, потом, поняв, что то само пропиталось в жиже, об острые холодные листья, чтобы не браться за рукоять клинка скользкой грязной рукой.
Могла ли она быть замечена и атакована, заходя с почти скрытой камышом от деревни стороны воды? Кто увидел бы чёрную макушку рядом с ворохом серого тряпья, который она держала на почти вытянутой руке, стараясь в его сторону не дышать?
"Нет, невозможно. Сараи и халупы за ней были необитаемы ещё вчера, я бы заметила".
Случайность? Вряд ли, а даже коли так, ассасин не терпит свидетелей. Кодекс велит не убивать без платы, однако если плата – твоё незаметное исчезновение, можно найти лазейку. И среди своих дроу давно уже набила такой кредит доверия за аккуратность и профессионализм, то никто даже не поверит, что это её рук дело.
Она изогнулась и, сколько позволяли вязкая жижа, которую пока не пускал под швы свежий слой мастики, болящая спина и условия маскировки – привстала. Голая и глухо саднящая рука – даже кожа Саламандры ранилась о промёрзшую мёртвую осоку – тянула из крепко привязанных ножен скимитар. Ей лучше бы подошёл нож, но ножи она оставила с лошадью, планируя быстро отбыть. Незнакомец – голос безошибочно угадывался как мужской – лежал отнюдь не тихо, и, хоть ослеплённая днём эльфийка не видела тепла его тела, она слышала его громкое дыхание. Кажется, они даже соприкасались ногами при падении – может, именно какой-то конечностью несчастный идиот сбил её осторожный шаг.
Несчастный идиот умрёт, если увидит её, имя Лорены всё ещё нужно ей, чтобы узнать, как поживает купец, с караваном которого она разминулась, сойдя на обочину размытой дороги под сень леса и крайне заинтересовавшись.
Скимитар наголо, левая рука – в склизком тяжёлом тряпье. Она может не нарушать кодекс – кинет ком грязи в глаза и вырубит.
Кончик лезвия развёл стебли, и Малэди удивилась: её встречала голая мужская туша, а рядом…
Она пружинисто вскочила и метнула снаряд тряпок в голову незнакомцу, но, потянутая болотцем вниз, потеряла равновесие, попала в тело, иронично прикрыв самый срам и мазнув брызгами грязи по изъеденной болезнью коже лица, а сама грохнулась коленом в камыши. Скимитар не выронила, впрочем (ибо оружие – это святое), и решила действовать более грубо и резко. Освободившейся рукой убийца надавила на спину ближе к шее, как можно сильнее фиксируя его голову повёрнутой к телу, а не к ней. Приставила к шее же с другой стороны жало изогнутого клинка, грозя вогнать под ключицу наискось тонкую сталь. Перебрала ногами, наползая, чтобы сесть на спину сверху.
- Что ты делал с Касси, проклятый извращенец?! – придав своему голосу истеричной ярости, затребовала Лэд. Она чувствовала, что игра плоха, что она ни по выговору, ни по облику – даже её измазанные грязные руки со сползающими с них остатками грима не были похожи на крестьянские, что говорить о мече и броне, однако делала хорошую мину. У неё был шанс сбить неудачно подвернувшегося мужчину – он валялся голым, в конце концов, может какая пьянь? – с толку перед тем, как вырубить.
Она не знала про сильные ноги.

Любой ассасин, если идёт убивать, должен быть готов к тому, что жертва может логично начать защищаться. Саламандра была готова. Утром. Теперь же у неё кружилась голова, ноги едва вылезли из вязкой лужи, а руку со скимитаром потряхивало. Даже у самого тренированного мастера своего ремесла были пределы. Она ему не поверила: заметила оковы из-за плеча и предполагала, что будет попытка бегства, но не смогла её предотвратить, только прогнуть спину и уклониться. Ржавая цепь мазнула по воздуху и пластине нагрудника, но Малэди осталась невредима. Относительно. Голова отказывалась реагировать на резкие движения. Эльфийка взмахнула левой рукой, потерявшей опору о голые плечи, и только потом, напружинив мышцы ног, поднялась. Кровь билась в висках, дыхание стало тяжёлым.
"Да что со мной?!" – злилась Лэд на саму себя. Никакая усталость, к тому же от такой малости, не заставляла её валиться с ног так буквально, когда нужно было собраться и разобраться с проблемами быстро и тихо.
Впрочем, бои в грязи сделали неуклюжим и голыша. Теперь, с цепями, он выглядел как сбежавший раб, правда цепи были слишком бедны и плохи для дроу, и на отчаянном человеке не хватало клейма. Лежащая всё там же голая нищенка усадила его назад, где ему было самое место. Все это позабавило Саламанру, на секунду остановившуюся, чтобы перевести сбившееся дыхание, унять головокружение и придумать чёткий план. Чёткие планы всегда экономили ей больше времени, чем беготня. Пусть ползёт, царапая брюхо о пригнутые стебли осоки. Она, сфокусировавшимся зрением посчитав расстояние, кочки и скорость беглеца, обтёрла левую руку о траву, перехватила клинок, и быстрым шагом отправилась следом.
Пинок под зад: просто, быстро, унизительно и безнаказанно. Начни человек лягаться – Малэди там уже нет. Она быстро обошла, бесстрашно взрывая телом соседний ряд болотных зарослей и, остановившись, хлестнула лёгким ударом клинка того по лопаткам. Если без боли не понимает – мучить Кодекс не запрещает. Затем она снова нацелила лезвие на шею. На этот раз – к самой артерии, и удерживая расстояние своих конечностей и его ног и цепей, чтобы наверняка наказать очередную попытку рвать когти. При этом никаких угроз и намерений она не озвучивала.
- Ответ неверный, – сказала как сплюнула убийца. – Кто ты, откуда здесь взялся, и что знаешь о девочке?
Нельзя было сказать, что терпение дроу таяло: она была терпеливее сытых удавов, но перспектива следить трупами и нарушать тем позиции Кодекса её не радовала. Она не боялась наказания старейшин, она не хотела оскорбить ту маленькую и тихую гордость, которую держала в себе и годами берегла.
Мельком глаза проскользнули по освободившейся от клинка ладони. Многие эльфы были амбидекстрами, но ведь полагаться на обе руки – это почти как ходить, рассчитывая, что будут целы обе ноги. Правая ладонь Лэд немела, и теперь она заметила расцарапанный слой прочной кожи и каким-то чудом (или проклятьем) оголённый ядовитый шип на кольце.
"Вот оно что", – подумала она, а её лицо сменилось гримасой досады и презрения.
Эльфы также становятся хорошими убийцами, особенно – отравителями, поскольку устойчивы к ядам. Но не умереть от остатка купцовой дозы, а свалиться на денёк, извиваясь в лихорадке, для Чёрной Саламандры было недопустимо, особенно тогда, когда заряд амулета маскировки вот-вот иссякнет, а без магического дара его не подзарядить. Она сильнее сжала клинок. У неё было мало времени на разбирательства.

Отредактировано Малэди (21-08-2015 13:15:54)

Все эти словесные изыски, достойные какого-нибудь средненького бандита, который очень много мнит, Лэд слушала, постепенно отходя от открытия пренеприятного факта своего небольшого отравления. То есть удерживая оружие в боевой готовности, а лицо – в обычном для неё холодном выражении "привет, я беспощадная стерва, да что ты говоришь, пойди убей себя сам и не трать моё время" – разновидность третья, с чуть выгнутой правой бровью. Она искренне надеялась выловить из потока слов крупицы полезной для себя информации, но быстро сделала вывод. что перед ней очередной дурак с большой дороги, слишком сконцентрированный на своей воображаемой изумительности, чтобы замечать что-то неочевидное, но важное вокруг.
Что её насторожило – так это слова про некого Альфи. Как будто у человека рядом сидел воображаемый друг. Возможное безумие собеседника,на которое намекали торопливая малосвязная речь, его положение – голый, грязью в жопе, кем-то обижен – и "тихо, Альфи, не мешайся", могло бы стать для неё одновременно спасением и великой опасностью. Может, это был очередной одарённый сумасшедший и он видел сквозь морок и без того ослабевшего амулета. Нужно было срочно что-то делать. Учитывая, что голозадый старался держаться к опасности лицом и планировал обороняться цепями – плевать на него и мотать, что есть силы, пока силы есть. К тому же, он якобы хотел задушить якобы её, углядев в переулке, что было решительно невозможно, ведь убийцу в образе нищенки до самой ограды провожали дружной компанией из десятка озлобленных мужей. Либо у этого человека луны в голове как-то не так сошлись и ему привиделось, либо он так нажрался, что уже не мог отличить свою цель от низкорослой как ребёнок эльфийки в сумерках.
- Падаль, – полным голосом, немного протягивая гласные и не давая себе проглотить мягкую "ль", произнесла Малэди, – боги уже достаточно наказали меня, заставив вляпаться в тебя.
На самом деле убийца, относительно легковесная даже в амуниции, но отнюдь не призрачная, вляпалась в размокшую землю и теперь, карими глазками-буравчиками провожая бегущего кретина, пробовала вывернуть увязшие по щиколотки сапоги. "Прощай, мастика и повязки", – подумала бы более замороченная вещами особа. "Пора валить", – решила дроу. Стряхнув каплю крови с клинка она вывернула из трясины и поставила на траву повыше на покатом спуске к воде сначала одну, потом другую ногу. Вылезая ещё выше, туда, где от обзора из деревни – а её уже это почти не заботило, ведь очевидец был сумасшедший – просматривалась её чёрная фигурка на фоне травы, она обтёрла подошвы. Человек мог везти жопой хоть полчаса в сторону выходящего в заводь старого прогнившего пирса, нытьё его о холоде осени убийца не слушала. Слушала лязг цепей, конечно, слышала шорох травы, не убирала клинок, но направлялась решительно в сторону сухого соснового леска.
- На твоём месте я бы рыла нору подальше от трупа и не подбирала заражённые тряпки, – вот и всё, что бросила на прощание эльфийка и пошла прямо в лес, в сторону, обратную вполне дружелюбному очагу цивилизации. Но, даже скрывшись в тенях сосен и жидкого подлеска, она часто оглядывалась, отчего её голова кружилась чуть больше. Сухие иглы быстро налипли на подошвы, зато жижа с локтей, пластин на животе и коленях, мерзко стекала, лоснясь и не особо твердея. Даже в привычной экипировке Лэд быстро запыхалась, убрала скимитар в ножны и, ухватившись за дерево, остановилась. Конь в овраге, а с ним вместе плащ, вода и настойка, чтобы обеззаразить хотя бы порез и протереть на всякий случай касавшуюся лохмотьев кожу, были в долбанной, невозможно долгой полумиле от идиота, трупа и пруда, но она уже не могла сказать точно, в каком направлении, и где была она.